я не Мимокрокодил, я - Знакомыйпритащил. Рафаэль-убатарейщик
Из воспоминаний о той ролевке:
...Маркиз Кадар, проходя по замку вечером, заметил своего дворецкого Севастьяна, присевшего на стул и склонившего голову к негромко вещающему старому-старому радио. И на вопросительный взгляд Кадара дворецкий усмехнулся немного лукаво:
- Вот сижу и кажется, будто опять старая война... Какие теперь войны, хулиганство одно, с души воротит... А тут вдруг накрыло...
И сделал звук погромче.
И сквозь помехи и шум ветра стало слышно, как звенящий яростью девичий голос читает, чуть задыхаясь:
- ...Как крепость вокруг собора,
Стоит над рекой наш город!
Два берега - словно крылья -
Возносятся в небо хором!
С восхода или с заката,
Придут помериться силой -
Он станет для друга - братом
И станет врагу - могилой!... " - и дальше... дальше...
А когда закончилась передача и остались только помехи в эфире, Севастьян выключил радио и снова вздохнул:
- Знать бы, что ж такое творится? Что там об этом феномене имеют сказать высокие политики?
И покосился на Кадара чуть прищурившись, как всегда, когда шутил с господином, слегка над ним труня.
(А в это время на колокольне собора Святого Матиаса девушка по имени Эстер сворачивала радиоаппаратуру, в пол-уха слушая ворчащего о глупости и нецелесообразности таких акций Дитриха, и с колотящимся сердцем думала - а ее стихи вообще кто-нибудь услышал? Кто-нибудь дослушал до конца? И ей оставалось только верить - да, услышали... и поняли то, что она пыталась так по-детски нелепо сказать...)
У Маркиза Кадара воротило с души от всего происходящего:
От жителей города, ночующих на улицах, мечтающих, чтобы их город уже взяли войска Ватикана или вампиры - лишь бы все закончилось и не дергали больше...
И от зарвавшихся полицейских, ведущих себя не лучше интервентов и наводящих больше хаоса, чем порядка.
И от продавшихся Ватикану церковников, и от тех вампиров, что забыли о своей высокой чести аристократии и уподобились диким зверям...
И от тех вампиров, что не забыли, но паковали чемоданы, собираясь уехать в Империю, ибо скоро тут будет Инквизиция...
От этого всего его тошнило и не было желания даже особо бороться за души этих людей - они таковы, что заслужили свой ад.
Поэтому он в одиночку тихо и яростно подготавливал свою месть, переделывая спутник в оружие...
Ему был дорог город - не люди. А потом он услышал, что кто-то в его городе так же яростно зовет проснуться, зовет к тому, что нельзя просто сдаться и ждать конца, трусливо надеясь, что все-таки завоеватели тебя помилуют...
И в вечернем радиоэфире звучат стихи:
- ...Мы не ляжем травою под косу!
Станем камнем - согнется коса!
А на камне - останутся шрамы,
Но и шрамы исцелит роса!...
Короче, он понял, что еще не потерял свой город до конца...
А Эстер часто вечерами смотрела с колокольни собора на город за реку, туда, где живет ее враг...
А он из окна смотрел на город, и через реку на собор...
Можно было бы красиво показать этот взгляд, устремленный с разных берегов над золотым мостом...
Можно было бы снять такое красивое кино о врагах...
Однажды она сказала ему об этом и его это позабавило.
...Маркиз Кадар, проходя по замку вечером, заметил своего дворецкого Севастьяна, присевшего на стул и склонившего голову к негромко вещающему старому-старому радио. И на вопросительный взгляд Кадара дворецкий усмехнулся немного лукаво:
- Вот сижу и кажется, будто опять старая война... Какие теперь войны, хулиганство одно, с души воротит... А тут вдруг накрыло...
И сделал звук погромче.
И сквозь помехи и шум ветра стало слышно, как звенящий яростью девичий голос читает, чуть задыхаясь:
- ...Как крепость вокруг собора,
Стоит над рекой наш город!
Два берега - словно крылья -
Возносятся в небо хором!
С восхода или с заката,
Придут помериться силой -
Он станет для друга - братом
И станет врагу - могилой!... " - и дальше... дальше...
А когда закончилась передача и остались только помехи в эфире, Севастьян выключил радио и снова вздохнул:
- Знать бы, что ж такое творится? Что там об этом феномене имеют сказать высокие политики?
И покосился на Кадара чуть прищурившись, как всегда, когда шутил с господином, слегка над ним труня.
(А в это время на колокольне собора Святого Матиаса девушка по имени Эстер сворачивала радиоаппаратуру, в пол-уха слушая ворчащего о глупости и нецелесообразности таких акций Дитриха, и с колотящимся сердцем думала - а ее стихи вообще кто-нибудь услышал? Кто-нибудь дослушал до конца? И ей оставалось только верить - да, услышали... и поняли то, что она пыталась так по-детски нелепо сказать...)
У Маркиза Кадара воротило с души от всего происходящего:
От жителей города, ночующих на улицах, мечтающих, чтобы их город уже взяли войска Ватикана или вампиры - лишь бы все закончилось и не дергали больше...
И от зарвавшихся полицейских, ведущих себя не лучше интервентов и наводящих больше хаоса, чем порядка.
И от продавшихся Ватикану церковников, и от тех вампиров, что забыли о своей высокой чести аристократии и уподобились диким зверям...
И от тех вампиров, что не забыли, но паковали чемоданы, собираясь уехать в Империю, ибо скоро тут будет Инквизиция...
От этого всего его тошнило и не было желания даже особо бороться за души этих людей - они таковы, что заслужили свой ад.
Поэтому он в одиночку тихо и яростно подготавливал свою месть, переделывая спутник в оружие...
Ему был дорог город - не люди. А потом он услышал, что кто-то в его городе так же яростно зовет проснуться, зовет к тому, что нельзя просто сдаться и ждать конца, трусливо надеясь, что все-таки завоеватели тебя помилуют...
И в вечернем радиоэфире звучат стихи:
- ...Мы не ляжем травою под косу!
Станем камнем - согнется коса!
А на камне - останутся шрамы,
Но и шрамы исцелит роса!...
Короче, он понял, что еще не потерял свой город до конца...
А Эстер часто вечерами смотрела с колокольни собора на город за реку, туда, где живет ее враг...
А он из окна смотрел на город, и через реку на собор...
Можно было бы красиво показать этот взгляд, устремленный с разных берегов над золотым мостом...
Можно было бы снять такое красивое кино о врагах...
Однажды она сказала ему об этом и его это позабавило.